"Шутка - удалась..." (Детский Крестовый поход 26 марта 2017 года)

Евгений Ихлов
консультант в ООД "За Права Человека" и Руководитель информационно-аналитической службы в ООД "За права человека"

"Шутка - удалась..." (Детский Крестовый поход)

Я не могу с уверенность сказать, что 26 марта началась очередная Русская революция, генеральной репетицией которой были московские протесты 2011-12 годов, или же это выступление - только репетиция будущих политических тайфунов. По крайней мере, весной 1989 года уличные выступления не были более масштабными (другое дело, что удалось получить мощную оппозиционную фракцию, и созвездие Сахаров, Ельцин, Афанасьев, Попов, Баткин, Собчак и Гдлян - это не Навальный и его замы по фонду).
Между прочим, тогда Ельцина поддерживали именно как борца с мафией (московской торговой - ничего страшнее вообразить не могли) и с партийными номенклатурными привилегиями (дачи, распределители с приличными продуктами), а борьба за многопартийность и за широкие рыночные реформы и суверенитет республик начались уже позже. Главное, что стало ясно - шествие 26 февраля в память Немцова были похоронами российского политического либерализма.
Выяснилась страшная правда - мобилизация по партийным структурам и по призыву светочей либерализма убавляет число участников акции, а не увеличивает. Навальный стал таким же диадохом Немцова, каким Ельцин был как политический преемник Сахарова в качестве вождя революции. Конечно, сейчас востребованы те же лозунги антикриминальной революции, что и в 2011-12 годах, но, видимо, сейчас они стали более актуальны. Холодильник победил телевизор. Война с Украиной и в Сирии (мы уже три года воюем в Донбассе и полтора на Ближнем Востоке), как и положено разжигаемой для подобной надобности империалистической войне, отсрочила революцию, но зато перевела её из тлеющего состояния, когда ещё могут спасти реформы - в стадию открытого огня. Впрочем, именно так и было в 1902-04 и в 1912-14 годах.
По иронии истории саботаж государством 100-летия Февральской революции, не только избавил от неких пышно-казённым мероприятий, но и не дал истеблишменту повода лишний поразмыслить над причиной революционных сломов. Стало понятно, что "либерализм - это молодость России и его возводить молодыми" [перефраз советского лозунга].
Некоторое время назад я писал, что по количеству и качеству участников выступлений 26 марта можно определить будущее послепутинской страны. Да, число и размах выступлений, их дистанцирование от традиционным оппозиционных партий (правых и левых) показывает, что действительно наступает новый "эон" (инверсионный цикли) отечественной истории, формируется её следующая цивилизационная "матрица".
Активная часть выступивших - это "ядро" такой "матрицы". Традиционные российские партии - либеральные, продолжающие диссидентскую "оболочку" советской "матрицы", и "левые" - продолжатели советского "ядра", завершились полностью вместе с предпредыдущим историческим циклом.
Мы видим, что полутысячелетний юбилей Реформации в России отмечен усилением процессов её собственной "веберовской" реформации. Как сторонники Лютера требовали "дешёвой (и свободной) церкви", так и сторонники Навального требуют "дешевого и свободного государства". Это - действительно зачин новой волны буржуазно-демократической революции, выступающей против сословности, коррупции бесконтрольности власти. Идеи гуманизма (особенно к "арестантскому населению") и антиимпериализма такой революции чужды. Их иногда привносит интеллигенция, если у неё появляется влияние на революционные процессы.
Но у нас нет интеллигенции, кроме советской (неофеодальной), и с окончанием советскости иссякло и её влияние. Мелкобуржуазные революционеры прекращают войны из-за их обременительности, а не из-за их несправедливости. То же самое относится к юстиции: одно дело - пересмотр экономических и политических дел (когда страдают социально-близкие) и совсем другое - человеческая судьба бывших мелких драгдиллеров, гоп-стопников, фармазонов и ширмачей, тут молодая буржуазная власть скорее не будет огорчаться тем, что жизнь врагов собственности и порядка превращена в лагерный ад.
Гуманизм и демократия, скрупулёзно защищающая меньшинства, появятся позже, когда поверх "ядра" сформируется "оболочка" новой "матрицы". Одно можно сказать с уверенностью: новая революционная волна покончит с феодализмом в виде сословности и возвышения государства над гражданским обществом.
Ещё как-то радует, что привилегированный бизнес и привилегированная религиозная организация настолько тесно связаны с нынешней государственностью, что падут вместе...
И ещё - об империи. Буржуазные революции обычно не владеют тонкой "химией" переформатирования политиэтнических империй в гражданские политические нации на основе федерализма. Для этого нужна позднефеодальная аристократическая (масонская) интеллигенция. Обычно создаётся национальное государство меньшего размера, уважающее или нет (по ситуации) права меньшинств. Это приводит к затяжным конфликтам. Иное бывает, когда сам ход героической борьбы с участием всех этносов империи формирует надэтническую гражданскую солидарность, из ценностей которой потом вырастает политическая нация.

Михаил Амосов

В марте в Петербурге прошло сразу две крупные акции протеста, по масштабам сравнимые с Маршем несогласных 2007 года и протестами 2011-2012 годов.


18 марта состоялся митинг интеллигенции в защиту Петербурга, на который вышло не меньше 10 тысяч человек, а вчера примерно столько же молодых петербуржцев митинговали против коррупции.
Интересно, что на эти две масштабных акции в общем и целом вышли разные люди, представители разных поколений. Теперь перед петербургской оппозицией встаёт важный вопрос: как объединить эти две разные по возрасту, но близкие по своим требованиям группы людей. Думаю, если такое объединение состоится, то и Исаакий останется за городом, и с коррупцией начнут реально бороться.
Категорически осуждаю имевшие место незаконные задержания участников антикоррупционного митинга и представителей СМИ. Выступаю против любого дисциплинарного и административного давления на участников вчерашней акции по месту учёбы и работы.
Вся полнота ответственности за стихийное шествие по Невскому лежит на городской администрации, отказавшей организаторам митинга в согласовании под надуманным предлогом и фактически спровоцировавшей такое потенциально небезопасное для участников протестной акции развитие событий.

Политический спектр революционной эпохи

Наверное, было бы здорово, если бы российский политический спектр был таким, как его описывают в книгах, то есть если бы у нас были свои левые, свои правые и так далее, но исторически как-то не сложилось, и дальше привычного "левые – КПРФ, правые – СПС" общественная мысль никуда не ушла. Но дорожки протаптываются поверх газона, и у нас, чтобы обозначить политические различия между разными группами людей, есть история; кажется, ни для чего больше нам она не нужна, вот только для этого – одни за Сталина, другие против, третьи за Россию, которую мы потеряли, четвертые за допетровскую бородатую Русь, а еще где-то есть "Ельцин-центр", укомплектованный поклонниками девяностых. Наш лучший друг – аверченковский киномеханик, который все отмотает до нужного года, и можно будет начать заново уже без ошибок. Это очень наивно, конечно, но если на наивном языке разговаривают все, то не надо его сторониться, альтернатива этому языку – только немота.

Четырехлетний период парламентской демократии не принадлежит ни советской, ни постсоветской эпохе

В этом реконструкторском политическом спектре очень не хватает одной партии – той, для которой политической родиной были бы несколько позднеперестроечных и постперестроечных лет. Точные границы временного отрезка обозначаются легко – с 25 мая 1989 года, когда председатель Центризбиркома СССР Владимир Орлов открыл заседание первого Съезда народных депутатов СССР, до 4 октября 1993 года, когда таманские и кантемировские танкисты закрыли последний Съезд народных депутатов России. Четырехлетний период парламентской демократии не принадлежит ни советской, ни постсоветской эпохе. Дальнейшее развитие России располагает к тому, чтобы считать эти четыре года транзитным, гарантированно кратким и конечным переходным периодом, но это как раз спорно – по крайней мере, чтобы закончить этот период, тогдашнему Кремлю пришлось применить беспрецедентную военно-полицейскую силу, и потом понадобилось еще почти десять лет, чтобы окончательно демонтировать остатки восьмидесятнической демократии, заменив ее уже чистым авторитаризмом. Разумеется, вернуться в прошлое уже невозможно, но видеть в прошлом образец для будущего – это, в общем, вполне нормально, тем более что у нас, в отличие от современников, есть возможность понять, что тогда было лишним, а чего не хватало.
Те четыре года обоснованно считаются временем самого жестокого общественного противостояния, проявившегося и в ликвидации Советского Союза, и в запрете (а потом и возрождении) коммунистической партии, и в шоковых экономических реформах, парадоксальным образом поддержанных прежде всего именно той позднесоветской интеллигенцией, которую эти реформы уничтожили как класс. Странно при этом говорить об общенациональном консенсусе, но он потому и был незаметен, что это был настоящий и безусловный консенсус (и надо заметить, что само слово "консенсус" в нашем обиходном языке – оно как раз оттуда, из конца восьмидесятых). Первым его принципом стоит назвать публично сформулированную Горбачевым буквально в первый день пребывания у власти и противоречащую всей предыдущей советской практике идею высшей ценности человеческой жизни – русское общество 1989–93-го не видело и не воспринимало никаких государственных интересов и прочих вещей того же порядка, которые заслуживали того, чтобы платить за них человеческими жизнями. Последняя локальная война, в которой участвовала советская армия – война в Афганистане, – безусловно воспринималась тогда как бессмысленная бойня, зря унесшая жизни тысяч соотечественников. Людей, которые могли найти ей оправдание, в публичном поле не существовало в принципе, даже знаменитый Александр Проханов тогда предпочитал по этому поводу молчать, ну или был так тих, что никто его не слышал. Эпизоды использования Кремлем армии для подавления волнений в союзных республик однозначно воспринимались негативно, даже если речь шла об остановке этнических чисток, как это было в Азербайджане в январе 1990 года, то есть сторонников тезиса "правильно ввели танки, иначе бы они друг друга перерезали" тоже практически не было – танкам оправданий не искал никто.

Ни до, ни после этого периода, в нашем обществе никогда не было такого антимилитаристского консенсуса

Это же касается армии вообще; ни до, ни после этого периода, в нашем обществе никогда не было такого антимилитаристского консенсуса – невозможно вообразить себе массовые восторги по поводу нового танка, или футболку "Не смешите наши искандеры", или предложение что-нибудь побомбить, чтобы мировой рынок убедился в преимуществах нашего оружия. Наоборот, никем не оспаривался и считался требующим преодоления промышленный перекос в пользу ВПК, а сама армия в общественном сознании была средоточием тупости, возведенной в добродетель, и источником разговоров не о "вежливых людях", а о дедовщине и других преступлениях. Есть, скорее всего, позднейшая армейская легенда об офицерах, предпочитавших переодеваться в гражданское перед выходом за ворота части, чтобы избежать нападений и оскорблений на улицах – да, наверное, ничего хорошего, но все-таки не хуже, чем нынешнее торжество "Офицеров России", непонятно на каком основании считающих себя хозяевами положения в стране. Расскажите русским 1990 года о культе Шойгу, о тайных похоронах погибших десантников, о родственниках, повторяющих государственную ложь про "он уволился и уехал добровольцем" – нет, это непредставимо в России двадцатипятилетней давности.
Непредставимо и 45-летие Победы под лозунгами "Можем повторить" – нет, не можем и не хотим, и случившееся тогда же последнее официальное уточнение советских потерь (не 20, как считалось при Брежневе, а 27 миллионов человек) – это была не просто цифра, а еще одна точка консенсуса: война была общенациональной трагедией, а не поводом для злорадства задним числом.
Такой же точкой консенсуса была неприемлемость "хорошего Сталина" – это сейчас чаще пишут об очередном бюстике, открытом местными энтузиастами, тогда же местные энтузиасты обычно раскапывали очередное массовое захоронение и составляли "книги памяти". Никому даже в шутку не пришло бы в голову идти на выборы под лозунгом о "десяти сталинских ударах", как сейчас.
Свобода совести также была уже бесспорной ценностью, и сторонников раннесоветского безбожия в обществе не было в принципе, но и церковь не стала еще идеологическим министерством и помещиком – в тот краткий период она была именно церковью, и новый патриарх с его опытом служения в довоенной Эстонии одним своим видом символизировал крах сталинского "комитета по делам религий".

Люди были готовы защищать, пусть даже и ценой своей жизни, свою свободу, демократию и парламентаризм

Про экономику тогда знали, что она должна быть рыночной или, если чуть менее радикально, многоукладной, но что точно не оспаривалось – ущербность и ненужность государственно-монополистического капитализма; героем нового времени был мелкий бизнесмен ("открылось кооперативное кафе!") или фермер (например, "Архангельский мужик" Стреляного), но точно не клерк сырьевой госкорпорации. Общество, в котором большинство составляют бюджетники, то есть люди на зарплате у государства, выглядело пережитком, защищать который не был готов никто.
А что люди были готовы защищать, пусть даже и ценой своей жизни, – свою свободу, демократию и парламентаризм. Августовские в 1991 году и сентябрьские в 1993-м ночи у Дома советов – это был один и тот же парламент, это были одни и те же баррикады, часто одни и те же люди и совершенно точно одна и та же полицейщина, которая проиграла в первый раз, но победила во второй.
Ценности 1989–93 годов, забытые, растоптанные или перевранные в наше время, нуждаются в защите и в возрождении. Тот естественный восточноевропейский путь развития, с которого Россия, к сожалению, свернула в 1993 году, – когда-нибудь мы на него вернемся. Как сказал один из персонажей того времени, нам не нужны ни мэры, ни сэры, ни пэры, ни херы – нам нужен парламентаризм, гражданские свободы и сменяемость власти. Все, что гарантировалось Конституцией Российской Федерации 1978 года с поправками 1989–93 годов.

Олег Кашин – журналист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции этого блога

Источник: www.svoboda.org